Итало Калвино. Паломар

Полтора кило гусиного жира

Гусиный жир находится в стеклянных банках, каждая содержит, если верить рукописной этикетке, "две конечности жирного гуся (крыло и ножку), гусиный жир, соль, перец. Чистый вес: 1 кг 500". Мягкая густая белизна глушит скрежет мира; из глубины ее всплывает коричневая тень, и будто сквозь туман воспоминаний проступают члены гуся, затерявшиеся в собственном жиру.

Паломар - один из тех, кто составляет очередь в парижской charcuterie. День праздничный, но здесь полно народу и в неканонические дни, поскольку это добрый старый столичный гастроном, чудом сохранившийся в квартале, где типичная для массовой торговли уравнительность, налоги, низкие доходы потребителей, ну а теперь и кризис приводят к постепенному исчезновенью старых лавок, заменяемых безликими универсамами.

Паломар разглядывает банки. Он тщится оживить в себе воспоминания о cassoulet - рагу из мяса и фасоли, важным элементом коего является гусиный жир, однако же ни память неба, ни другой вид памяти - культурная - на помощь не приходят. И все-таки название, вид, сама идея Паломара привлекают и рождают у него мгновенную фантазию, но не гастрономическую, а скорее эротическую. Из огромной кучи жира выплывает женская фигура, смазывающая белым свою розовую кожу, и Паломар воображает, как к ней пробирается сквозь плотные лавины и, сжав ее в объятьях, утопает с ней в жиру.

Стараясь отогнать неподобающие мысли, поднимает он свой взгляд на потолок, украшенный колбасами; с рождественских гирлянд они свисают, как плоды с ветвей в земле обетованной. Кругом на мраморных уступах в формах, выработанных культурой и искусством, торжествует изобилие. В ломтях pate' из дичи навсегда запечатлелись сублимированные в гобелене, сотканном из вкусовых оттенков, перелеты и пробеги через вересковые пустоши. Над розовато-серыми цилиндрами фазаньих галантиров, словно подтверждая их происхождение, торчат две птичьих лапы, как на геральдических гербах или на мебели эпохи Возрождения.

Сквозь желатиновые оболочки проглядывают пятна черных трюфелей, рядком, как ноты партитуры или пуговки на курточке Пьеро, рассыпанных по пестро-розовым газонам pates de foie gras, ветчин, terrifies, по студням, веерам лососины и артишокам, выставленным, как трофеи. Кружочки трюфелей, как лейтмотив, объединяют все это многообразье снеди подобно черным фракам на костюмированном балу, подчеркивая праздничность убранства этих блюд.

Напротив, серы, тусклы, хмуры те, кто пробираются между прилавков, сортируемые продавцами - женщинами в белом, не первой молодости, расторопными и грубоватыми. Великолепные сверкающие майонезом бутерброды с семгой исчезают в темных сумках. Каждый из пришедших, безусловно, точно знает, чего хочет, направляется решительно, без колебаний к цели и в два счета разрушает горы vol-au-vent , белых пудингов и сервелата.

Паломар хотел бы уловить в их взглядах отсвет очарованности этими сокровищами, но их лица, как и жесты, лишь нетерпеливы и уклончивы, как у людей, которые поглощены собою, взвинчены и озабочены лишь тем, что есть у них и чего нет. Никто из них не кажется ему заслуживающим того пантагрюэлева великолепия, которое представлено на полках и в витринах. Движимы они бесстрастным и безрадостным чревоугодием, и все же между этими людьми и яствами, входящими в их плоть и кровь и составляющими с ними неразрывное единство, есть глубинная атавистическая связь.

Он обнаруживает, что испытывает нечто вроде ревности: ему хотелось бы, чтобы утиные и заячьи паштеты дали со своих подносов знать, что предпочли его другим, признали в нем единственного, кто заслуживает их даров - передававшихся тысячелетьями из поколенья в поколение благодаря природе и культуре даров, которые профанам доставаться не должны! Ну разве наполняющий его священный трепет не свидетельство того, что он единственный избранник, баловень судьбы, единственно достойный благ, потоком льющихся из рога изобилия мира?

Он оглядывается по сторонам - не грянет ли оркестр вкусов? Но увы. Все эти лакомства в нем пробуждают только приблизительные, смутные воспоминания, их вид и их названья в представлении его не связываются бессознательно с их вкусом. Может быть, его гурманство большей частью головное, эстетическое, символическое? Может, несмотря на искреннюю склонность Паломара к студням, те ему взаимностью не отвечают, потому что чувствуют, что взгляд его любое блюдо превратит в свидетельство истории культуры, в этакий музейный экспонат?

Синьору Паломару хочется, чтобы очередь его скорее подошла. Иначе через несколько минут он станет ощущать себя профаном, чужаком, изгоем.

1. Колбасная (франц.).
2. Паштет (франц.).
3. Паштеты из гусиной печенки (франц.).
4. Керамические горшочки с запеченным мясом (франц.).
   * Волован, слоеный пирог (франц.).